Список Дзюбы

11 мая, через несколько часов после казанского колумбайна, министр образования Мурманской области Ольга Дзюба разослала по учебным заведениям письмо. Из послания, которое имеется в распоряжении редакции, следует, что дети, вызывающие подозрения, а равно и студенты, и даже выпускники прошлых лет, должны быть подвергнуты мониторингу на предмет склонности к противоправному поведению. Данные о подозрительных личностях оказались доступны всем желающим: открытая ссылка на таблицу в облачном хранилище была прямо в тексте письма Дзюбы. А в ней — имена и фамилии молодых людей и их родителей, место работы последних, домашние адреса, телефоны. И… краткие характеристики, так сказать, обоснования для включения в черный список. Например: «курит», «приносил в школу нож», «участник митинга за Навального».

В списке к моменту, когда он оказался в руках журналистов, было около 300 фамилий, при этом известно, что часть удалялась по мере обработки, так что, сколько всего подростков попало в таблицу, неизвестно. После того, как приказ Дзюбы опубликовал оппозиционер Леонид Волков, ссылка была закрыта или удалена.

Разъяснения от пресс-службы правительства области появились только на следующий день. В ответ на присланные накануне запросы был распространен спич недавно назначенного главы Мининформа г-на Беляева. Пересказать его адекватно почти невозможно в силу особенностей чиновной стилистики: «С целью обеспечения безопасности в образовательных учреждениях Мурманской области совместно с правоохранительными структурами ведется профилактический мониторинг подростков, склонных к противоправным действиям. После трагедии в Татарстане было проведено совещание с представителями силовых ведомств, на котором было принято решение об актуализации сведений».

Или более жестко: учителя сливают данные учеников правоохранительным органам. При этом единых требований к форме согласия на обработку персональных данных учащихся де-факто нет. Например, в положениях об обращении с таковыми в московских школах можно найти пункт о запрете работникам учебного заведения «сообщать персональные данные обучающегося третьей стороне без письменного согласия одного из родителей», а также ограниченный перечень сотрудников, имеющих доступ к персональным данным. На сайтах школ Мурманской области ничего подобного найти не удалось. Зато на некоторых бланках согласия на обработку данных, которые дают подписать родителям, указано, что школа, в том числе, собирает информацию о «поведенческом статусе» ученика и имеет право на его «внешнее распространение».

Стандартные бланки подписывают при поступлении в школу, не читая, а правом отзыва разрешения на обработку личных данных редко кто пользуется. Это дает условной Мариванне, имеющей склонность к конспирологии либо зуб на родителя, возможность капитально испортить школьнику биографию.

Иначе отчего в реестре Дзюбы появились даже первоклашки (видимо, их опасность для общества еще не до конца изучена), причем в качестве основания для подозрений было указано, например, такое: «Эмоционален». Или такое: «Свободолюбив, проявляет четкое стремление к избавлению от границ».

Поданный как профилактика колумбайна «мониторинг» обернулся содержательным доносом. И составлен он был коллективно учителями наших детей. Сеятели «разумного, доброго, вечного» оказались стукачами. Интересно, педагоги, вносившие детей в списки «для передачи правоохранительным органам» за выход на митинги (таких в таблице много), они что-то слышали про Корчака? Наверняка.

А как изощренно подбирались все новые и новые характеристики. Это ведь нонсенс, если все школы нашли в своих рядах подозрительных, а твоя — нет. Раз министр сказал, надо назначить опасным хоть кого-то! И постарались, нашли такое, что каждого первого подростка можно ставить на учет: «нецензурная брань», «бродяжничество», «участник акции в поддержку Навального», «увлекался военным снаряжением» (привет, Юнармия и парады детсадовцев!), «состоит в группе Навального, выступает против российского законодательства», «воровство», «курит», «не признает авторитета». А кто его признает в 13-то лет?

Нет, преступление, конечно, должно быть предотвращено. И оперативники соответствующих служб обязаны этим заниматься. Вот только в черном списке не было графы «совершил преступление или правонарушение», не было юридических фактов. Были мыслепреступления плюс обвинения, не подкрепленные доказательствами.

Ну и самое печальное. Поможет ли сбор таких сведений в борьбе с колумбайнами? Вряд ли.

«В этом документе собрана симптоматика, которая может свидетельствовать о самых разных вещах: о депрессии у подростка, о насилии дома. Но никак не говорит, что подросток или молодой человек способен причинить боль другим людям, — замечает кандидат психологических наук Валентина Лихошва, много лет проработавшая с трудными подростками. — Нет никаких критериев, на основании которых попадают в эти списки. То, что в таблице и приказе министра перечислено, вообще не связано с агрессией или особенностями личности, которые могут сделать человека опасным для окружающих. Если бы я столкнулась с такой симптоматикой, я бы заподозрила у ребенка депрессию, она у подростков проходит совершенно иначе, нежели у взрослых. И еще есть такой момент: кто вносит в списки, по каким параметрам? Если делать это всерьез, а не «из пальца», должна работать психолого-педагогическая комиссия, которой необходимо несколько недель, чтобы диагностировать детей и собрать весь материал. А я так понимаю, какие-то педагоги просто по своему усмотрению, произвольно составляют этот список».

Действительно, из письма министра следует, что на все про все у школ и вузов было меньше суток. Чтобы успеть, руководство расписало исполнение подчиненным.

Но правительство в упор этого не видит. Министр информационной политики Беляев заявил, что некие «мы» сейчас проверяют «достоверность информации, которая появилась в Сети. Нельзя исключать, что данные были сознательно вскрыты и обнародованы». Конечно, сознательно: трудно предположить, что министр подписывал письмо с незащищенной ссылкой в бессознательном состоянии.

Но, как видно, правительство области пошло испытанным путем — ищет виноватых на стороне. Местные блогеры тут же вспомнили ставшее мемом сообщение того же Мининформа об «умышленном расшатывании третьими лицами» крыши катка, сооруженного на центральной площади, рухнувшей вскоре после открытия. Тут, видимо, тоже «третьи лица» постарались.

Мурманская область вообще отличается альтернативными методами работы с молодежью: то колючей проволокой попытаются школы обнести, то теперь такое. ГУЛАГовское прошлое региона сказывается?

«Детям нужна помощь в депрессии, при столкновении с травлей, домашним насилием и насилием со стороны учителей. Но вместо усиления психологической службы речь идет о сборе персональных данных с непонятной целью. При этом как был один психолог на 300 учеников, так и останется, — говорит Валентина Лихошва. — Как не закупались новые, современные методики для его работы, так и не будут.

А в списки попадут те дети, которые просто нуждаются в ином подходе, одаренные. Те, на работу с кем у учителей не хватает компетенции».

Прокуратура области в ответ на запрос «Новой» сообщила, что проводит проверку законности действий Министерства образования. Также заявление в Следственный комитет подала мурманская оппозиционерка Виолетта Грудина, она потребовала привлечь Дзюбу к уголовной ответственности по ст. 286 УК РФ — за превышение должностных полномочий.

Татьяна Брицкая