Записки из пионерского лагеря

Чтиво в Нью-Йорк Таймс получилось в самом деле любопытное, потому что неожиданное. Из интервью Навального мы можем узнать, что работать в колонии, где он сидит, не обязательно (работают отнюдь не все), что заключенные имеют довольно много свободного времени, что они, в рамках "воспитательного процесса" смотрят патриотические фильмы и новости по телевизору, а также слушают лекции (даже по квантовой физике).

В социальных сетях по этому поводу много ироничных комментариев типа "это не тюрьма, а какой-то пионерский лагерь".

Может быть, многие скептически настроенные граждан и вовсе не поверили бы такому описанию жизни заключенных, если бы оно появилось в российской официальной прессе. Но в данном случае не поверить сложно: ведь это рассказывает знаменитый оппозиционер о том, что с ним происходит прямо сейчас – и рассказывает не государственному телевидению, а западному отчетливо антирусскому изданию. 

Ресурсы революции исчерпаны

Конечно, Навальный говорит не только о своем житье-бытье, но и о политике. И говорит, опять-таки, много такого, что, мягко говоря, не вписывается в оппозиционную "повестку дня". Да что там, говорит много такого, что в других устах звучало бы как прорусская имперская пропаганда – а в устах записного революционера звучит как "все пропало, гипс снимают, клиент уезжает".

Навальный заявляет, что Путин "извлек из встречи с Байденом всю запланированную выгоду", а Байден ничего не достиг. Он согласен с тем, что в России революционеры потерпели решающее поражение во внутренней политике:

«Путин решил свой тактический вопрос: не дал нам отнять у него большинства в Госдуме»

Читаешь и глазам не веришь: это светоч оппозиции, "отец русской демократии" или уже "цепной соловей кровавого режима"?

Кстати, среди либералов тоже попадаются люди, умеющие читать и сопоставлять прочитанное с окружающей реальностью. Такие люди (например, уральский оппозиционный журналист Антон Юлаев) подмечают, что текст с именем Навального вообще не предназначен для внутренней аудитории.

Что бы ни вещали из Европы разбежавшиеся соратники о многомиллионной поддержке, внутренние ресурсы исчерпаны. Население России не является силой, способной оказывать давление на своих правителей. Это знает Навальный…

Так пишет Юлаев и с ним трудно не согласиться. Навальный обращается к "вашингтонскому обкому", потому что больше ему не к кому обращаться, Навальный отрабатывает свой номер перед заказчиками своей деятельности, потому что кроме этих заказчиков он – и это очевидно всем – больше никому не нужен. 

Что с того? 

Но все-таки самое интересное в "интервью" Навального – это сам факт его появления. "Кровавый режим", "ужасная диктатура" на поверку оказываются просто до неприличия терпимыми к поведению человека, провозглашенного политическим заключенным и "русским Манделой". Где это видано, чтобы из недр ужасного ГУЛага раздавали интервью? И где это видано, чтобы человек, который как-то сумел (ну, допустим, через жены во время длительного свидания или через адвокатов) передать западным СМИ ответы на какие-то вопросы, сделал это, совершенно не опасаясь никакого наказания?

То есть известно, где это видано - в современной России. И, коль скоро эта реальность дана нам в ощущениях и спорить с ней невозможно, приходится сделать два важных вывода.

Во-первых, никакой ужасной диктатуры в России нет. А вместо этого есть скрупулезное соблюдение прав даже тех граждан, которым, по справедливости, не стоило бы оставлять вовсе никаких прав. Однако мнение патриотов остается мнением, а "власть" руководствуется требованиями закона и порядка. Именно эта характеристика Государства Российского является главной. Кстати, даже враги это признают: вот уж когда они могут, закусив губы, признать: да, в России "…остальным - закон".

Во-вторых, Россия ни Навального, ни других "несистемных оппозиционеров" не боится. Признавать ли персонажа "политическим заключенным" или осужденным за экономические преступления – это, в конечном итоге, дело вкуса. Но вот признавать его опасным врагом существующего государства не получается, потому что само государство его таковым не считает. Оно относится к нему совершенно безо всякого уважения. Совершенно его не боится. Не считает нужным обращать внимание на то, что он говорит.

Собственно, к ужасу либералов, это означает, что в России есть и впредь будет свобода слова. А цензура – цензура остается на Западе, в чем может убедиться каждый, кто имел дело с тамошними социальными сетями.