Шамиль Султанов: «Путин должен понимать – пощады не будет. Надо готовиться к драке»
Известный философ о том, как коронавирус предотвратил большую войну и почему американцы делают ставку не на Навального, а на Кудрина
«Уничтожение Трампа, главная задача на 2020 год, выполнена. А дальше основной целью для глубинного государства США станет уничтожение Путина и путинского режима», — считает руководитель аналитического центра «Россия — исламский мир» Шамиль Султанов. О том, почему в эпоху коронавируса люди согласны быть «отдрессированными», можно ли считать Россию феодальной страной и как Эрдоган первым из мировых лидеров понял, что наступают новые времена, Султанов рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
«ПРЕЖНИЕ ПРАВИЛА ИГРЫ, УСТАНОВЛЕННЫЕ АМЕРИКАНЦАМИ ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ СССР, БОЛЬШЕ НЕ РАБОТАЮТ»
— Шамиль Загитович, в своих выступлениях вы характеризуете минувший год как наступление «эпохи великой неопределенности». И действительно, 2020-й был похож на те редкие в истории человечества даты, от которых в древности обыкновенно начинали отсчет новой эры. Но что это будет за эра? Человечество сейчас как ежик в тумане: все зыбко и мглисто, будущее почти не просматривается, зато очень много всякой жути в таком мороке…
— Есть масса индикаторов, которые позволяют говорить, что мы действительно вошли в новую эру глобальной неопределенности, или, если угодно, стратегической и даже цивилизационной неопределенности. О каких индикаторах я говорю? Давайте посмотрим: к примеру, внешний долг США впервые за последние 70–80 лет превысил американский ВВП (по данным на минувшую осень, федеральный долг Штатов составлял $21 трлн и продолжал неуклонно расти в связи с пандемической ситуацией — прим. ред.). Раньше такого никогда не было, даже во времена Великой депрессии. Или другой пример: на наших глазах человеческая цивилизация меняет правила, отвергая старый порядок, установленный между прочим американцами после крушения Советского Союза. А теперь эти прежние правила игры, взятые на вооружение апологетами «триумфального шествия капитализма», тоже больше не работают! И администрация Дональда Трампа это реально доказала — иногда в смешном виде, если мы возьмем попытку установления отношений между Трампом и Ким Чен Ыном, а иногда в драматической форме, как отношения между США и Россией или же между Америкой и Китаем. Но буксуют не только политические стратегии — перестают работать экономические механизмы, выстроенные за последние 30–40 лет в период наиболее интенсивной глобализации. Прежние экономические цепочки рвутся, как тонкие нити, и одновременно происходит переоценка экономической эффективности: а что будет означать завтра эта пресловутая эффективность?
Или обратимся к идеологической сфере: еще три года назад, в декабре 2017-го, Римский клуб издал свой ключевой доклад под названием «Come On! Капитализм, близорукость, население и разрушение планеты». Основная мысль доклада как раз сводилась к тому, что старый мир завершается и начинается новый период истории (идеологи Римского клуба исходили из того, что прежде человеческая цивилизация формировалась в условиях «пустого мира», которому были присущи неизведанные территории, неоткрытые земли и неосвоенные ресурсы. Теперь же, согласно учению американского эколога и экономиста Германа Дэйли, человечество вступило в эпоху «полного мира», когда почти все изведано и освоено, ойкумена переполнена до краев, но в этом мире люди живут, сохраняя старые привычки, что может вызвать неотвратимую катастрофу — прим. ред.). И что же? Всего три года прошло, как Римский клуб предупредил о возможности начала новой эры, и теперь, оглядываясь вокруг, мы видим все больше и больше признаков этого «обновления». Все чаще на Западе говорят о «нулевом экономического росте». Но я, честно говоря, не могу понять, а что такое «нулевой экономический рост» в условиях капитализма? Это ведь в принципе невозможно! А каковы тогда побудительные мотивы развивать производство и торговые сферы? Если сам рост, а с ним и прибыли сводятся к нулю? Это раз. Во-вторых, что бы там ни говорили, но рост населения Земли продолжается, а это означает, что при «нулевом экономическом росте» мы очень скоро столкнемся (да и уже сталкиваемся) с резким распространением бедности и нищеты. Сейчас население планеты уже составляет более 7 миллиардов 700 миллионов человек — и уже совсем недалека отметка в 8 миллиардов. По этому поводу некоторые говорят, что наблюдаемое ныне разрушение биоценоза, частью которого, скорее всего, является нынешняя пандемия коронавируса (как реакция биосферы на «полный мир»), спровоцировано непосредственно деятельностью людей. Если говорить предельно жестко, люди превратились в какую-то растущую на глазах раковую опухоль живого организма Земли. Или же, если говорить мягче, не сами люди, а нынешняя цивилизация, которая разрушает биологическую составляющую планеты, а с нею и другие важнейшие компоненты — гидросферу и атмосферу. Цивилизационная фаза, основным лозунгом которой стало массовое производство и массовое потребление, имеет своим следствием, в частности, то, что Мировой океан с 2011 года не способен перерабатывать те отходы человеческой жизнедеятельности, которые в него попадают. Таким образом, Мировой океан перестал самоочищаться, и это длится уже почти 10 лет!
— А в чем проявляется загрязнение Мирового океана?
— Есть определенный перечень тех предметов, которые ежегодно попадают в океаны в результате человеческой деятельности, — они приносятся реками, поступают из загрязненной атмосферы или образуются в качестве всевозможных «схронов», свалок и прочего. Как эти отходы растворяются или нет, или же опускаются на дно, образуя там печальные кладбища мусора, — это все отслеживается специалистами в последние 30 лет. К примеру, если раньше пластик хоть как-то перерабатывался, то сейчас в открытом, удаленном от материков океане вы можете столкнуться с целыми островами этого пластика. Среди стран, которые лидируют по массе пластиковых отходов (выбрасываемых без всякого контроля бутылок, контейнеров, упаковок и пр.), — Китай, Филиппины, Индонезия, Таиланд и Вьетнам. Последствия этого понятны. Пластик, который спрессовывается в гигантские мусорные острова площадью — иногда! — в тысячи квадратных километров, никуда ни двигается и гниет под воздействием солнца и воды. Известно, например, «большое Тихоокеанское мусорное пятно» весом более 3,5 миллиона тонн и площадью более миллиона квадратных километров. Всего таких мусорных «пятен» пять, Тихоокеанское среди них — наиболее крупное.
Самое главное, парадоксальное и, возможно, трагическое, что сопровождает наш переход к новой цивилизации, — это то, что технологическое развитие, несмотря на все, продолжается. Мы форсированно вступаем в шестой технологический уклад.
— Но, быть может, этот уклад спасет нас от неряшливости четвертого и пятого технологических укладов? Ведь отходы — это следствие данных периодов.
— Я не исключаю, что шестой технологический уклад — еще более страшная вещь. Это некий прорыв в совершенно новые технологии — нано, био, генные технологии и так далее. Но при этом, создавая полностью роботизированные производства и формируя материалы, которые по своей прочности и качеству совершенно несопоставимы с тем, что выпускалось еще 20–30 лет назад, новые технологии проецируют огромный, растущий массив противоречий и проблем — и в социальной сфере, и в культурной, и в идеологии, и так далее.
Самый яркий пример для меня — Соединенные Штаты как наиболее успешная на пути к шестому технологическому укладу страна. По некоторым оценкам, порядка 16–18 процентов всей продукции США уже сегодня приходится на производства, связанные в той или иной степени с шестым укладом. Но мы видим, что на этом фоне в Америке появилось и быстро увеличивается огромное количество новых неразрешимых системных проблем, которые в 2020 году фактически подвели страну к гражданской войне. Что-то похожее, кстати, происходило в Штатах и в 2000-м, когда на выборах победил Джордж Буш – младший, которого отказывались признавать значительная часть американцев. И это длилось на протяжении 9–10 месяцев: страна была фактически расколота на две части. Такая повторяемость свидетельствует о том, что даже высшая элита, тот самый злополучный американский deep state (глубинное государство), не может найти способов, чтобы не допустить рецидива. Они не могут найти соответствующей концепции, модели и технологии. Поэтому мы не раз наблюдали, как не только в США, но в той же Франции и Германии на улицы выходили разные толпы людей — зачастую с высшим образованием, а не обычные пролетарии, — которые готовы были разорвать друг друга. Мы видели, как корреспондент одного из американских каналов спрашивал у некоего прохожего: «А что будет, если выборщики не признают Дональда Трампа президентом США?» И человек спокойно, как о чем-то само собой разумеющимся, отвечал: «Но у нас ведь есть оружие!»
«НОВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО МЕЖДУ КИТАЕМ И США, ТОЧНЕЕ, МЕЖДУ ИХ КОАЛИЦИЯМИ»
— И все-таки «королем» этого года были не Трамп, и не Байден, и даже не отравленный Навальный, активизировавшийся к концу декабря, а его величество коронавирус. Ведь недаром же его «короновали», прежде чем представить миру, — это некий вирус в ореоле короны. И с высоты своего трона, откуда он правит миром, COVID-19 еще не спустился, он по-прежнему — самая медийная «персона».
— Для меня коронавирус — это прежде всего компонент новой, создающейся у нас на глазах глобальной и тотальной формы управления людьми. Приведу пример: еще в 2008–2009 годах, когда анализировался выход из тогдашней экономической рецессии, было предсказано, что в 2013–2014-х случится новый всплеск кризиса. А вот на 2019–2020 годы придется высшая кризисная точка, которая может привести к мощным социальным столкновениям, непредсказуемой дестабилизации самых различных государств и так далее в мировом масштабе. Для того чтобы не допустить этой мировой социальной дестабилизации, выхода десятков миллионов людей на улицы, необходимо было посадить их под «домашний арест», заставить их не покидать порога своих домов. Справился ли коронавирус с данной задачей? Безусловно, да.
А теперь еще один важный момент. Я уверен, что, если бы в мире не случилось пандемии коронавируса, Дональд Трамп выиграл бы президентские выборы. Потому что, какие бы ни лили на него помои, 45-й президент США был достаточно активен и прошел бы на ура через горнило избирательной кампании. А на фоне коронавируса и тех антирекордов, которые ставило американское здравоохранение, его противники ожидали, что Трамп окажется с головы до ног оплеван к концу октября и будет вынужден уходить, как скулящий пес, плакать и извиняться перед великим американским народом. Но мы видим совершенно иную ситуацию: лидер США держался до последнего и даже обещал вернуться в Белый дом в 2024 году. Это его поведение — в нарушение всех правил американской политической игры — еще раз напоминает нам, что Трамп — ярко несистемная фигура, он не принадлежит к высшему истеблишменту Соединенных Штатов и его никогда туда не приглашали. К тому же он на своей шкуре испытал столкновение с силовой машиной США — вспомним, он ведь 5 раз банкротился. Про него нельзя говорить как про успешного бизнесмена и выдающегося гения коммерции. Он не раз падал, но потом возрождался за счет денег своей семьи. Свою допрезидентскую популярность Дональд Трамп приобрел прежде всего за счет участия в шоу-бизнесе, а не в строительной сфере. И в этом смысле он представлял собой худший вариант для американского deep state — как лицемерный популист, который бросает вызов, не согласовывая его ни с кем, который обращается к толпе и низшим ее инстинктам, ругает федеральную власть и так далее. В этом смысле у Трампа после 2016 года появились последователи — мы видим их и в Испании, и в Италии, и в Греции, и в Германии. По всему так называемому цивилизованному миру прошла популистская волна.
Но этот популизм, в отличие от, скажем, популизма 1920-х годов, пока не имеет никакого теоретического обоснования. Меж тем как 100 лет назад набирал силу социализм как институциональное движение, возник фашизм, зародилось нацистское движение. Появилось огромное количество мистических обществ по всему миру. Сейчас пока ничего этого нет — теория именно как опережающая рефлексия не играет никакой роли. Зато, с точки зрения deep state, есть популисты, которые готовы все разрушать для того, чтобы просто удовлетворить собственное «я» — такая специфическая форма политической мастурбации. Конечно, по этой причине 2020 год должен был пройти под негласным лозунгом уничтожения Трампа — как главного и отъявленного популиста. Ну что ж, Трампа убрали, и коронавирус сыграл в этом свою далеко не второстепенную роль.
Третий пример. Какая главная проблема маячила перед глобальным сообществом начиная с 2004–2005 годов и вплоть до нашего времени? Это нарастание противоречий между США и Китаем, а более широко — между Западом и КНР. Я позволю себе провести параллель: события ближайших 10–12 лет будут в определенной мере напоминать то, что происходило с 1900 по 1912 год. И прежде всего на геополитической сцене. Вспомните: к концу XIX – началу ХХ веков в мире сформировалось два глобальных центра силы (они были в то время целиком европейскими): Британская традиционная империя, с одной стороны, и атакующая, наглая Германская империя, с другой. А теперь? Есть Америка, и есть Китай. И вокруг них создаются коалиции. Так же, как более 100 лет назад Российская империя или бывшая Габсбургская Австро-Венгрия вынуждены были встраиваться в союзы — в Антанту или Тройственный союз, соответственно. Тогда это привело к Первой мировой войне. И тогда обе коалиции ослабли и возникла третья сила — Америка. Кто сегодня может претендовать на роль такой третьей силы?
Именно коронавирус и как раз в данный момент ослабил возможность тотальной гибридной войны. Хотя китайцы в последнее время вели себя не очень миролюбиво, угрожали американцам, кричали, что готовы послать свои корабли к Тайваню, и в декабре действительно провели учения в проливе у берегов острова, так что Военно-морской флот и Военно-воздушные силы Тайваня были приведены в полную боевую готовность. Но это все было игрой, а реальность заключается в том, что сейчас глобальная война между Китаем и США невозможна. Заметим, что новая мировая война может быть только между КНР и Штатами, точнее, между двумя их глобальными коалициями. Притом что потенциальная американская коалиция насчитывает до 80–90 стран, а китайская коалиция — приблизительно 50–60 государств.
— Понятно, что если мы берем китайскую коалицию, то Россия там на одном из первых мест.
— Да, на одном из первых, хотя с РФ как сторонницей Китая все очень сложно. Потому что значительная часть российской элиты выступает против такой ориентации на Пекин. В минувшем году, еще до пандемии, мне довелось пообщаться, к примеру, с некоторыми представителями элиты Санкт-Петербурга — так вот, такую резкую антикитайскую позицию я редко у кого видел. Причем эти люди — разумеется, в пределах политкорректности — противопоставляли свои взгляды позиции Путина.
Да и в целом состав союзников КНР пока что выглядит гораздо слабее, чем у американцев. Китайцы прекрасно сознают, что они еще не готовы к большой, «горячей» войне. Последний, XIX-й съезд КПК — Коммунистической партии Китая, как известно, допустил, что равновесие с США может быть достигнуто едва ли к 2035 году. Но мы знаем, что проблема войны может возникнуть и спонтанно, вопреки здравому смыслу, как в 1914-м, когда никто вроде не хотел воевать. Хотя бы потому, что все короли и цари в Европе приходились друг другу родственниками. Война началась как бы сама собой. И положительный эффект коронавируса я вижу в том, что он снизил угрозу такой спонтанной войны.
— Но сам-то COVID-19 — спонтанный? Это результат естественной деградации биоценоза или же расчетливо вброшенное в мир биологическое оружие?
— Я исхожу из того, что в нынешней пандемии есть все: и спонтанность, и продуманность, и конспирология. Если бы у нас была идеальная биосфера, то вбрасывай туда биооружие или нет, все ограничилось бы вспышкой локального уровня. И коронавирус не вышел бы дальше Ухани, возможно, он вообще не затронул бы людей, застряв в животном царстве. Но если сама биосфера уже больна, то утечка биологического оружия с американо-китайской стороны (вспомним, что в Ухани китайские специалисты интенсивно сотрудничали с американцами) должна была обернуться катастрофой. Вполне возможно, данную утечку рассматривали как часть масштабного эксперимента. Как это произошло, мы о том узнаем в лучшем случае через 20 лет, если когда-нибудь узнаем. Пока что можем констатировать, что для распространения COVID-19 сформировались соответствующие условия (больной биоценоз), а далее, вероятно, была организована утечка, перед которой поставили большие задачи. Сдержать Китай, свалить Трампа, наладить новый раунд глобального сотрудничества между США и Европой, а также прижать к ногтю Россию. В этой связи у кого-то в голове зародилась идея новой модели управления. И вопрос заключается даже не в медицинских показателях — ведь мы толком не знаем, сколько людей умерло от коронавируса, а сколько — от сопутствующих болезней. Я читал, что, скажем, каждый год от всех форм пневмонии умирают до 17 миллионов человек. От COVID-19 за 2020-й умерли меньше 2 миллионов по всему миру. Когда ВОЗ говорит о 17 миллионах умерших от пневмонии, здесь, казалось бы, все ясно. А с другой стороны — ничего не понятно и все зависит от критериев и установок, руководствуясь которыми, ведут учет национальные системы здравоохранения. Кого включают в список погибших от коронавируса? Ведь на очень большую часть людей воздействуют даже не вирусом, а нагнетаемым в связи с ним страхом.
«ДОЛЯ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ГОТОВЫ БЫТЬ ОТДРЕССИРОВАНЫ, В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ ДОСТИГЛА 70–80 ПРОЦЕНТОВ»
— Да, прошедший год вполне можно назвать «годом ужаса». Всевозможные страхи шли впереди коронавируса, как конница апокалипсиса.
— А на кого эти страхи воздействуют прежде всего? Какова социально-биологическая особенность страха в современном мире?
— Как правило, этот страх — массовый, он охватывает огромные слои населения.
— А сам массовый характер чем обуславливается? Я хочу сказать, что нынешняя цивилизация, которая сейчас неминуемо идет к закату, создала огромный пласт «людей подражающих». Это люди, которые тотально подражают заданным образцам, они как бы сами хотят, сами готовы быть отдрессированы. Их дрессируют в результате комплексного воздействия СМИ, телевизора, интернета, путем образования, рекламы, слухов, принадлежности к определенному клану и так далее. Вот говорят современному человеку: «Ты должен следовать стилю. И на этот год — стиль такой-то». А почему он такой? Зачем преуспевающий мужчина должен обязательно носить часы такой марки, а не иной? Зачем надевать костюмы именно синего цвета, а не классического черного? Ведь никто всерьез не задается этими вопросами. А значит, сформировался мощный механизм подражательства — причем непререкаемый. Вот если женщине говорят: «Следуй такому-то стилю», любая нормальная на это должна ответить: «Я уникальная женщина. Если последую какому-то безличному стилю, то потеряю себя. Я сама должна выработать свой стиль». Но ведь так говорят единицы! А доля людей, готовых автоматически подражать и молча принимать образцы, в современном обществе достигла 70–80 процентов! Как минимум! Достигнута критическая масса. И в результате нейролингвистического программирования, прямых и косвенных технологий психологической войны некто может воздействовать на большие человеческие массы. Не на рационально действующих людей, а на тех, кто готов, чтобы их дрессировали. Их и дрессируют — по отношению к стилю, еде, жизненным ценностям, политике, другим людям, группам, обществам и так далее. Но таким же образом их можно воспитывать и по отношению к болезни. Как заметил один из наших академиков: и до коронавируса люди умирали от различных инфекционных заболеваний. Это происходило и в России, и в Советском Союзе, но никто не акцентировал на подобном внимания. Может, это было плохо, но, с другой стороны, хорошо, поскольку никакого ажиотажа не возникало. И вдруг весь мир объяла какая-то повальная ипохондрия. За считанные месяцы люди смирились с мыслью, что некие властвующие группы имеют право запереть их дома. Сегодня под лозунгом коронавируса, завтра — под лозунгом еще какой-нибудь «короны».
— Я хочу заметить, что недаром центральной фигурой культуры современной цивилизации является актер. Не мыслитель, не писатель и не ученый, способный к глубокой рефлексии, а актер — существо манипулируемое и управляемое, с подвижной подражательной психикой. Идеальный актер — это кукла, которую дергают за ниточки в условном театре Карабаса-Барабаса. Что ж, если 70–80 процентов современных людей — куклы, объятые подражательством, то и герои у них соответствующие — артисты, комики, стендаперы и прочие.
— Это одно из больших различий нынешней цивилизационной модели от других цивилизаций. Например, в римско-эллинистической цивилизации Средиземноморья были две наиболее презираемые профессии — палач и актер. Почему актер? Он не способен даже выразить самого себя, он может только плохо играть других. «Там тебя не спросят, почему ты не стал таким-то и таким-то. Тебя там спросят, почему ты не стал собой».
В нынешней же цивилизации — все с ног на голову. И отсюда президентом США становится шоумен. А президентом той же Украины — комик. Одним из ведущих политических деятелей Италии тоже становится комик (Джузеппе Пьеро Грилло, основатель протестного движения «Пять звезд», — прим. ред.). Но, впрочем, если мы вообще внимательно посмотрим на современных политиков — они же все актеры! И очень часто плохие. А если мы оглянемся в еще не очень далекие от нас 1950–1960-е годы, то мы там увидим Конрада Аденауэра, Шарля де Голля или, предположим, Никиту Хрущева. Как бы к ним ни относиться, они были личностями, а не актерами. А нынешний политик не имеет права быть личностью. Он все время играет, но поскольку на актерской игре он прежде не специализировался (за исключением профессиональных политиков-артистов), то он обречен проигрывать. Поэтому объективно на передний план выходят одноразовые популисты, такие как Дональд Трамп. И один-два или даже тысяча честных и искренних людей здесь уже ничего не спасут и не исправят. Надеяться на Данко, который вытащит сердце из груди и поведет за собой народ, наивно. Система тотального подражательства действует уже многие десятилетия. Той же модели массового производства и массового потребления — уже более 80 лет. Причем ключевым элементом того, что я называю «цивилизацией подражательства», является тотальная реклама. Мы очень часто даже не знаем о том, что такое настоящая по своим драматическим последствиям реклама. Например, когда-то говорили об эффекте 25-го кадра, а потом заткнулись, объявили это вымыслом. А на самом деле 25-й кадр работал еще в 1960-е годы. И нетрудно представить, насколько с тех пор эти черные технологии усилились. Я сам работал в свое время на телевидении и знаю, как подобное происходило — даже при нашем достаточно любительском подходе.
Итоги выборов в Соединенных Штатах показывают, что Америка расколота даже не на две части, а на три. Есть сторонники демократов — очень разношерстная публика, начиная от этнических меньшинств, гомосексуалистов, лесбиянок, трансгендеров и людей их оправдывающих, последователей социалиста Берни Сандерса и так далее. Есть традиционные консерваторы — простые люди, кто еще в 90-е годы, во время предвыборной борьбы, говорили Бьюкенену: «Пэт, что вообще происходит? За последнее время мы стали совершенно другой страной! Где наши традиции, где наша культура?» Но есть и третья группа, которая выступает и против тех, и против других, и против Джо Байдена, и против Дональда Трампа. Мы можем найти их среди Республиканской партии — они всегда ненавидели шоумена Трампа и его постоянную ложь. В знак протеста эти люди голосовали за Байдена. И наоборот, среди Демократической партии были те, кому не нравился Байден с его ужимками и ловким умением формировать свое окружение исключительно из педерастов, цветных и прочих. Поэтому они голосовали за Трампа. С моей точки зрения, противостояние этих трех групп — самая опасная проблема для американского социума. И я не уверен, что Байден с подобным справится.
Но возвращаюсь к ключевому моменту, о котором я хотел сказать: человечество потеряло ощущение, образ будущего, оно не знает, куда идет. Движение нынешней ублюдочной цивилизации приобрело инерционный характер — как у поезда, у которого отказали тормоза и который стремится под откос. А впереди — пропасть. Я абсолютно не приемлю, что человек — царь природы и он все решит в свою пользу: он уже ничего не решит.
«РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО — ФЕОДАЛЬНОЕ ПО СВОЕЙ СУТИ. У НАС ЕСТЬ КОРОЛЬ, ГЕРЦОГИ, КНЯЗЬЯ И ГРАФЫ»
— То есть, вы отказываетесь от антропоцентрической картины мироздания, в центре которой еще мыслители Ренессанса помещали именно человека?
— Человек — всего лишь очень незначительный компонент макрокосма и микрокосма: более общих и более масштабных систем — планетарной, солнечной, галактической, клеточной, атомной, субатомной и т. д. Даже если рассматривать человека в рамках одной Земли, то мы видим, что это лишь некое новообразование на лике планеты, а доброкачественное или злокачественное это образование, покажет время. Пока что приходится констатировать, что человечество все более ведет себя как злокачественная опухоль.
Как давно появились люди на Земле и когда начали зарождаться цивилизации? В нынешней культурологии есть такая точка зрения, что нынешняя цивилизация, которая насчитывает от силы 8-10 тысяч лет — не единственная, которая существовала на нашей планете. Она одна из цивилизаций, но о наших предшественниках мы, по сути, ничего не ведаем — мы не знаем даже своих реальных предков.
Современная цивилизация — это, прежде всего, капитализм, так называемое Новое время, ведущее свой отчет от веков эпохи Возрождения. Возраст этой цивилизации — 500-600 лет, или, возможно, чуть больше. Что характеризует в первую очередь этот отрезок времени? То, что эта цивилизация насквозь материалистична и при этом европоцентрична. Это наглядно видно, если мы сравним ее с китайской цивилизацией, индийской или даже с древнеримской цивилизацией. Там такой всеобъемлющей материальной доминанты не было. Материальное, вещественное занимало от 15 до 30 процентов в жизни людей. Если же мы возьмем древнеегипетскую цивилизацию, то там материальное начало составляло вообще мизерные величины. А сейчас? Я думаю, можно говорить о материальной доминанте в 80-90 процентов. Так называемая массовая культура или, как ее еще иногда называют, квази-культура, к духовному началу никакого отношения не имеет. Она лишь по-своему интерпретирует материальное, и стремится к наращиванию прибылей.
При этом нельзя не отметить парадокса. Если мы вспомним советское государство, заявлявшее официально о своем материализме и атеизме, то оно зародилось в результате духовного порыва к всемирной справедливости и земному раю. Но все закончилось уже через несколько десятилетий (гораздо раньше крушения СССР) самым примитивным и прозаическим материализмом: каждой советской семье — квартиру, дачу на шести сотках, машину и пр.
Сейчас человечеству предстоит сложный переходный период, который будет связан с интенсивным поиском принципиально новых моделей и стратегий — не только политических, но и социальных, экономических, культурных, информационных и пр. На это отводятся ближайшие 20-25 лет, но у меня такое ощущение, что этого времени слишком мало, чтобы решить вал существующих проблем.
— О каких проблемах, кроме проблем в экологии и экономике, вы говорите?
— Посмотрите: один из ключевых стержней капиталистической цивилизации — государство с его органами власти и аппаратом — рушится на наших глазах. Идет мощная дискредитация модели государства в идеологической и духовной сфере. Мы видим, как это происходит, к примеру, в Соединенных Штатах или во Франции. Одновременно в ойкумене растет доля failed states — несостоявшихся государств. В одной только Африке таких государств уже более десятка. В Латинской Америке мы без труда найдем похожие примеры. Да и в Евразии: Сирия, Ирак, Афганистан — это все несостоявшиеся государства. И при этом на место самоидентификации себя как гражданина государства (что характерно для городской капиталистической цивилизации) к человеку возвращается клановая или даже племенная самоидентификация. Можно говорить и о криминальной самоидентификации. Это все было характерно для наиболее тяжелых периодов средневековья, и вдруг оказывается рядом с нами в XXI веке. Поэтому некоторые мыслители, начиная еще с Николая Бердяева, твердят нам о возвращении в средние века.
— Ну что ж, Карл Маркс обещал нам отмирание государств, но сейчас оно происходит как-то совсем не по Марксу…
— Да, это происходит в несколько иной форме.
— На самом деле многие признаки несостоявшегося государства были и у России — в 1990-е годы.
— Российское государство, если рассматривать его с точки зрения модели — феодальное по своей сути. Я приведу всего один пример. У нас есть условный король — Путин. У нас есть условные герцоги, князья и графы — Алексей Миллер, Игорь Сечин, братья Ротенберги и другие. И есть правительствоъ Так вот, в любой другой стране его руководители — ключевые фигуры, но у нас — нет. Вряд ли кто-то там может сказать слово поперек Игорю Ивановичу Сечину. Потому что Сечин гораздо ближе к первому лицу государства. Это точно так же, как в феодальной иерархии: чем ближе ты к телу короля, тем более ты влиятелен. Титулы и должности здесь зачастую не так важны, как эта пресловутая близость. А дальше вниз по иерархической лестнице — бароны, рыцари… А на самом низу — крепостные. И, если мы посмотрим на социальную структуру современной России, то мы увидим, что этот крепостной слой народонаселения — пусть в другой, в более сложной и изощренной форме — но сохраняется.
— Крепостничество было и в сталинской России, особенно после 1930 года — так называемого «года великого перелома» в отношении крестьянства.
— Но в советское время было хоть какое-то идеологическое обоснование — например, почему надо бороться с кулачеством, почему следует переманивать перспективную крестьянскую молодежь в город. И об этом открыто говорилось — причем, как о временном явлении. А сейчас об этом — молчок, царит лицемерие. Хотя мы вроде бы живем в условиях некой демократии и некой свободы. Но, когда в какой-нибудь Ивановской области, коренном российском регионе, средняя зарплата составляет от 12 до 16 тысяч рублей (по официальным данным госстатистики на 2020 год — 27 тысяч, но в реальности меньше — прим. ред.), это символизирует социальный тупик. Куда бы ты ни пошел работать с определенным уровнем образования, зарплата у тебя будет той же самой. Это гораздо хуже, чем классическое крепостничество, при котором крестьянин все-таки был заинтересован в производительности своего труда, чтобы что-то осталось в личных закромах.
— Крестьянин работал на барщине, а потом уже — на себя.
— Но, поскольку семьи были многодетными, кто-то из них работал на барщине, а кто-то — на семью. Ведь каким-то образом накопление первоначального капитала в России происходило? По крайней мере, вне старообрядческой среды, поскольку не только она сгенерировала российское купечество. А за этим уже последовало индустриальное развитие. Но сейчас крепостничество в России проявляет себя во многом хуже, чем это было, к примеру, в XVII веке. Я говорю не только об отсутствии социальных лифтов, хотя именно закрытость, ж